Новая экономическая политика – с разгулом по-старому
Досуг советский в 1920-е годы подражал царскому времени, разве что публика городских заведений несколько сменилась. А так – всё те же театры, кабаки и танцы.
«Всё как прежде»: народ желает отдыхать, как при царях
В 1921 г. советское правительство признало — военный коммунизм исчерпал себя. Настало время НЭПа — новой экономической политики и частной инициативы. Лев Троцкий сказал тогда: «Мы выпустили в свет рыночного дьявола». И «дьявол» не заставил себя ждать — явил и хлеб, и зрелища. Тут же старые и новые коммерсанты, «нэпманы», принялись за дело: открывали всевозможные лавки, кооперативные магазины (даже ювелирные), парикмахерские, булочные, кондитерские, ателье, рынки, кофейни… Вернулись в изобилии товары, о которых в Гражданскую войну мечтали — белый хлеб, кофе, мороженое, пирожные, даже пиво и шампанское. Что уж говорить о табаке, дичи, молочных продуктах, овощах и зелени, сладостях… На рынках продавался даже кокаин, и его покупала как богема, так и работники правоохранительных органов. Вновь зашумели клиенты и зашуршали банкноты в руках бизнесменов. На вывесках и афишах развлекательных заведений их владельцы с радостью аккуратно выводили: «Всё как прежде». Почти так оно и было. От дореволюционной индустрии развлечений и организации общественного питания НЭП отличался не сильно. Из принципиально нового — разве что обширная сеть государственных столовых и фабрики-кухни (те же столовые, но лучше организованные), да ещё рабочие и комсомольские клубы, в которых читали лекции и стихи, танцевали, играли и давали концерты художественной самодеятельности.
С новой силой заработали кинотеатры — самый популярный вид досуга у молодёжи: в 1925 г. в Ленинграде провели опрос, и 75% молодых респондентов ответили, что предпочитают кино всем прочим развлечениям. С большим успехом шли заграничные комедии («Луи на охоте», «Моя дочь-лунатичка»), но к концу 1920-х гг. и советские кинематографисты стали снимать много успешных картин. Пошла публика и в музеи (особенно музеи «дворянского быта»), и в театры, и в цирки. Кони вновь приводили в восторг и отчаяние посетителей ипподрома, открылись легальные и подпольные казино, электролото. Горожане вспомнили о дачном отдыхе — как и до революции, арендовали в деревне дома или комнаты в избах крестьян. Охотники взялись за ружья, спортсмены за гантели, уличные музыканты за гитары и гармонь, ну, а танцоры… им только музыки и не хватало. В общем, НЭП принёс всё то, к чему привыкли ещё до октябрьского переворота.
«Шум и гам в этом логове жутком»: ресторанный разгул
Как всегда и везде, в СССР в годы НЭПа особое место среди развлечений занимали рестораны, кафе и бары. Уже в 1922 г. Есенину было где и читать стихи проституткам, и с бандюгами жарить спирт. В Москве возобновили работу старые кабаки и открывались новые, то же самое происходило с 1921 г. и в других советских городах. К 1923 г. в Петрограде насчитывалось уже 45 ресторанов, а ведь открылись ещё бары и кофейни. И названия самые что ни на есть буржуазные — «Сан-Суси», «Италия», «Палермо»… В Москве то же самое — «Астория» или, скажем, «Хромой Джо».
В 1925 г. эмигрант Василий Витальевич Шульгин предпринял путешествие в Советский Союз и прошёлся со знакомыми по улицам Киева, Москвы и Ленинграда. «Всё как было, но похуже», — говорил он. Очереди ещё оставались, цены выше, чем раньше, люди обеднели — это чувствовалось повсюду и во всём. Но островки роскоши в СССР всё же нашлись. Об этом свидетельствовал ленинградский Гостиный двор: «Было здесь всё. И ювелирные магазины были. Всякие колечки, брошечки блистали золотом и камнями. Очевидно, рабочие покупают крестьянкам, а крестьяне работницам». «И иконы продаются, — писал Шульгин, — в дорогих ризах, и крестики, какие хотите. (…) и авомобильчики прокатные около Гостиного имеются». «Только бы деньгу иметь, хорошо можно пожить в граде Ленина», — заключил эмигрант.
Заглянул Шульгин и в развлекательные заведения. В ресторане всё оказалось очень знакомо: «Лакей, как и в бывалое время, почтительно-уверенно склонившись, ласковым басом уговаривал взять то или это, утверждая, что сегодня «селянка оченно хороша»». Даже в меню, как и при царе, пестрели «консоме», «а-ля-фуршет» и «тюрбо». Водку Шульгин и его спутники «закусывали икрой и сёмгой». Шампанское брать не стали — дорого. В другом ресторанчике шла лотерейка, и Шульгин выиграл шоколадку.
В баре тоже оказалось всё как надо: «Кабак тут был в полной форме. Тысячу и один столик, за которыми невероятные личности, то идиотски рыгочущие, то мрачно пропойного вида. Шум, кавардак стоял отчаянный. (…) Между столиками шлялись всякие барышни, которые продают пирожки или себя (…). Время от времени сквозь эту пьяную толпу проходил патруль, с винтовками в руках». «Если русский человек желает выпить, то ему в Ленинграде есть куда пойти», — сказал собеседник. Пойти было куда и ради азартных игр. Игорный дом, набитый народом, встретил Шульгина весёлым шумом. Толпу здесь развлекали артисты, певцы и танцовщицы. Гостю из-за границы рассказали, что часть налогов от подобных казино идёт на народное просвещение.
Занавес балагана закрывается, и конец НЭПу
В «дом свиданий» Шульгин не пошёл — ему и в казино не понравилось, да и не звали (и так понятно, что там). Было заметно, что люди при Советах тянутся к привычным радостям, и большевикам приходится с этим мириться — пока что. Нэпманы выполнили свою миссию, внесли оживление в разгромленную войной экономику, и постепенно власть начала их зажимать. В действительности рестораны с самого начала были далеко не для всех. Рабочий люд едал там редко — дороговато! Государство обложило нэпманов высокими налогами, так что пролетариат оказался почти отрезан от «разлагающего» влияния мелких буржуев — а именно таким образом представляли предпринимателей в газетах. Поэтому «буржуазным развратом» ресторанов наслаждались в основном сами нэпманы и их работники. Вот что вспоминал нэпман Леонид Дубровский: «Доходы к нам валили от нэпманов. Мы стригли их. Наши рестораны были слишком дороги для рабочих людей. По тогдашним заработкам им просто не светило у нас».
Буржуазный дух НЭПа в социалистической стране власти долго терпеть не могли. В 1928 г. рестораторов попытались принудить к пролетаризации своих заведений. Например, «щи николаевские» в меню следовало отныне называть «щами из шинкованной капусты», а «консоме рояль» — «бульоном с молочной яичницей». Прощайте, «осетрина грилье» и «котлеты де-воляй»! Но очень скоро рестораны стали и вовсе закрываться. Налогами задушили. Та же участь постигла и другие предприятия нэпманов, даже парикмахерские. Постепенно всё взяло в свои руки государство. Уже к началу 1930-х от НЭПа почти ничего не осталось — ни буржуазного разгула, ни двадцати видов хлеба на прилавках, ни какой-никакой свободы.
